– На месте попугаев своего соотечественника я бы не выбрал. Слишком он какой-то шумный и несерьезный. Не таким должен быть страж.
Очередной короткий подъем – и вот наконец ворота цитадели. Она давно уже маячит у меня в мозгах, а с недавних пор и перед глазами. Ее ведь прекрасно видно из города и гавани, и такому заинтересованному человеку, как я, то и дело приходится коситься наверх.
– Не совсем. Меня сюда прислали разобраться с происходящим, но я еще больше запутался.
А вот это как раз странно. Еще одна из странностей этого беглого раба. Дурачок с Рачьей пристани и в лучшие годы пары слов связать не мог, а в трюме свихнулся окончательно: ничего, кроме мычания, от него никто не слышал вот уже несколько месяцев. «Красотка Рона» не громадина, набитая молодчиками немалой оты, а портовая лоханка, чья работа – бережно подводить неуклюжие парусники к нужному причалу. Гребцов на ней мало, скорости ведь особой не требуется, да и лишние средства на прокорм невольников с неба не падают. Потому каждый раб на виду, все о нем всё знают, вот и Гальверусу боцман рассказал немало. Ну как немало: несколько слов, но на приличном корабле и столько ни из кого не выдавишь, кроме разве как из трюмного надсмотрщика. Но с тем мастером кнута, который служил на «Красотке», все очень плохо. Даже если выкарабкается – неизвестно, сможет ли когда-нибудь говорить, ведь нижнюю челюсть у него в месиво цепью разворотило, раздробив кость и оставив от зубов гнилые пеньки.
– Мало ли кто как полагает, а мы вот такое слышали. Он сильно обнаглел в том походе, сунулся в самое опасное место. Сам виноват.
Толстяк подошел к нешироким воротам в стене, отодвинул балку засова, распахнул створки и принялся крутить ворот, управляющий первым подъемным мостом. Тот, медленно опускаясь, должен был лечь на каменную площадку едва выступающую над водой. Чтобы попасть на остров, этого недостаточно, оттуда должны опустить свой мост, куда более длинный. Простейшая дополнительная мера безопасности: злоумышленникам потребуется сработать с двух сторон.