Никаких наблюдателей я не заметил. Если и есть кто, то он скрывается за гондолой. Ну и пусть скрывается дальше, не меняя позиции: присутствует он или нет, но мне пока что не мешает.
Послышались смешки, кто-то преломил дробовик, торопливо начал заряжать.
— Вырвемся… — протянул полковник, после чего, достав нож, обхватил рукоять двумя руками, с силой вонзил длинное лезвие в сердце Гаса, равнодушно заметив: — Без врача точно не выкарабкается, да и с врачом вряд ли. Так лучше будет.
Внезапный порыв страсти охватил двух задержавшихся трудоголиков? Тогда почему в окнах нет света? Значит, не внезапный, а спланированный. Выждали, когда все уйдут, уединились, и понеслось.
Один из солдат, которые обрубали швартовые, повис в своем веревочном коконе. Похоже, отмучился. Легко ушел, даже вскрикнуть не успел, всем бы так. Опять свист возле уха, да так близко, что я инстинктивно дернулся, потерял равновесие, пришлось хвататься за переговорную трубу второй рукой. Спасибо, что хоть какую-то точку опоры оставили.
— Так у него там собственный дом. Рома он за свою жизнь выжрал столько, что на пару озер хватит, печень начала рыдать в голос, вот и приходится лечиться каждый год. Только зря все это, потому как ром он как лакал, так и продолжает лакать. Толку с того, что плещешься в источнике, если внутри залит пойлом под самую горловину? Он даже в лагере у Валатуя не просыхает, чуть ли не каждую неделю посылает доверенного с подписанным чеком в банк, но сколько денег ему ни привозят, тут же спускает. Ни баб ему не надо, ни другого чего, только бы и делал, что накачивался от рассвета до заката.