Обернувшись, я посмотрел на Селезневу, что так же ошарашенно пялилась на меня.
– Не дергай! Не дергай, я тебе говорю! – услышал я в переговорном устройстве самолета вопль инструктора по пилотированию. – Плавно тяни… Так… Так… Молодец, теперь разворот, и имитируй заход на посадку…
– А что это лес так странно себя ведет, как будто на опушке люди спрятались?
– За квартирой установлено милицейское наблюдение, и они зафиксировали ее приход к вам. Кстати, они меня не видели, я воспользовался чердаком, чтобы перейти из подъезда в подъезд. Там натоптанная тропинка. Как я понимаю, вы тоже ей пользуетесь. Так что, вам есть, что мне сказать?
Следующие три дня мы Толиком занимались формированием группы. Через шесть дней выход, а у меня даже группы еще не было, как бы с одними только курсантами не пришлось к фронту идти. Они ведь не постоянно со мной будут, для них это всего лишь практика, вон и Лучинский, который принимал во всем этом деле живое участие, подтвердил это. Временно прикомандированные они.
Сержант переваривал наш разговор минут пять, за это время я успел снять тюк с обмундированием, отнести его в дом, бросить на кухне у вешалки с верхней одеждой, распрячь Огонька. И как раз обтирал его пучком соломы – тот дергал кожей там, где я проводил, – когда дверь открылась и во двор прошел сержант.