– Чай пить, – объявил царь Горох, дружески обнимая меня за плечи.
– Не… – честно признал он. – Повоевать-то никому и не удалось. Шамаханцы как волной накатили, так и стали перед воротами, ровно ждут чего. А тут пушки со стен рявкать начали… Басурмане с коней падают, а от города не уходят, опять ждут. Потом большой отряд в тот лесок поскакал, ну, куда дьяковский ход вел, а остальные сдуру все под огнем стоят. Пушкари-то уж пристрелялись, так ядрышко к ядрышку и кладут. Откуда ж ворогам знать, что мы те ходы давно позасыпали? К тому времечку, пока ихний отряд в оборотку вернулся, от головной орды едва ли не четверть намертво выбита! Повернули они коней, и давай бог ноги… А вслед ворота распахнулись, да царская конница в погоню сабельками замахала. Шамаханцы-то как наших увидели – еще сильней припустили! До самой границы будут гнать супостатов. А ить там еще полки пограничные в засадах дожидаются… Надолго мы ворога от нашей земли отвадим!
В отчаянии я дал с десяток сумасшедших кругов по кабинету, сбивая все подряд, прежде чем сообразил, в какую сторону нужно бежать. И тут тихое чучело, мертво стоявшее у входа, вдруг ожило, распахнув крокодилоподобную пасть, усеянную мелкими зубами. Я увернулся даже не помню как. Страшные челюсти захлопнулись с раздраженно-скрежещущим звуком. Моя задняя лапа взлетела вверх и врезала пяткой в подбородок чудища. Пусть я заяц, но инстинкты у меня остались человечьи, и наш тренер из школы милиции мог бы мной гордиться. Чучело рухнуло навзничь! Я дунул в освободившийся проход, прижав уши и задрав хвостик.
– Чего? – в один голос заинтересовались Горох с Ягой.
– Э-э-э… Ничего подобного я не говорил! – завопил я, потому как с него станется. С какой скоростью царские палачи выбивают «добровольное признание», не снилось ни одному журналисту, пишущему о беспределе во внутренних органах. – Совсем наоборот. Если сейчас мы арестуем пару невинных, вор успокоится и заляжет на дно. А я хочу, чтобы он от неизвестности занервничал, запаниковал, начал совершать ошибки и выдал себя с поличным.