Но стою очень много денег, — ревел зал кто во что горазд. Музыку было уже не слышно.
До стойки он добрался без приключений, хотя взгляды завсегдатаев втыкались в спину, как иголки.
— Ну и хорошо, — сказал Карабас. — Я боялся, что ты не успеешь. В смысле — пока ты будешь попкой на сцене крутить, они тебя испугаются и разбегутся.
Петух вылетел вперёд, держа в клюве нахнаховскую заточку, крутанул головой чуть ли не на триста шестьдесят градусов, и, найдя взглядом кота, коснулся пальцами предплечья. Кот сомкнул когти, сделав «понял». Шлёпнул себя по бакенбарду и сложил пальцы четвёркой — за спиной Защекана прятались четверо шерстяных. Петух снова прыгнул спиной, завернув голову назад под немыслимым углом. Гребень его раздулся и стал ярко-малиновым.
С точки зрения внешнего наблюдателя реальная жизнь полна пустот, пробелов, соединительной ткани. Островки целенаправленного действия тонут в море мелочей, бессмысленных слов и телодвижений, пустых волнений моря житейского. Но это именно внешняя, описательная точка зрения. Вовлечённый в жизнь, свидетель и участник её, всегда ощущает значимость происходящего — не потому, что прозревает сквозь сутолоку дней некий высший смысл, но потому, что сама эта сутолока и есть его исток, смыслопорождающее лоно.
То, что он там увидел, умиротворённости ему не прибавило.