— Чем? — уточнил н всякий случай вождь шерстяных.
Барсуков был барсуком. Внешность у него была незапоминающаяся, но впечатляющая. То есть, когда полковник отсутствовал, припомнить его черты было почему-то трудно. Зато при встрече Барсукова узнавали даже те, кто раньше с ним не встречался. Почему-то сразу становилось понятно, что это тот самый Барсуков. При всём при том лицо у него было самое обычное, барсучье — широкие щёки, аккуратная узкая пасть с ровным рядом зубов и чёрная полумаска вокруг глаз. Единственной оригинальной деталью можно было считать усы с ржавчинкой. Что это не краска, а очень тонко сработанная генетическая стяжка, Тарзан знал доподлинно: после очередного визита полковника он позвал эмпата, который нашёл выпавшую вибриссу и по ауре определил, что рыжеватый оттенок — результат последнего ребидлинга, имевшего место лет двадцать назад. Увы, это было всё, что удалось выяснить. Впрочем, Тарзан был рад и этому скудному улову. Любые сведения о полковнике Барсукове представляли для него интерес.
Утро выдалось недобрым. Козёл проснулся от крайне неприятного чувства несвободы. Нет, не внутренней — внешней. Его что-то спелёнывало, и довольно туго. Рядом слышались голоса. Судя по интонациям, один из разговаривающих был упырь или что-то вроде того.
У столба тусовался молодняк. Буратина выхватил взглядом пацанёнка-лошарика, меланхолично жующего отклеившийся край объявления.
— То есть, — догадалась Ева, — накернить кого-нибудь?
— Ушли? Давно? — уточнила поняша. Жук согласно шевельнул усиками.