Внезапно раздался отчаянный, режущий уши крик Мартина Алексеевича, и через секунду дверь с треском распахнулась. Поняша недоумённо повернулась — и тут в комнату влетела хохочущая Бекки Биркин-Клатч в новенькой соломенной шляпке.
— Ева. Ну Ева! Ева Писториус, — кое-как представилась гостья. — Я к Верховной сегодня ходила. У меня пиздец по жизни. Она сказала к вам идти.
Из-за картонного дерева появился хомосапый в белой рубашке и таких же пантолонах. Лицо его было того же цвета, что и штаны — казалось, его обсыпали пудрой. Почему-то сразу было видно, что с ним что-то не так, и сильно не так — но он пытается держаться.
Тарзан втянул ноздрями воздух. Пахло лекарствами, металлом и сыроватой женской шерстью. Видимо, сиделка. Тарзан наморщил лоб под повязкой, пытаясь вспомнить, как же её, скобейду, зовут. Вспомнил.
Из сладостного транса поняшу вырвал страшнейший укус за холку.
Дальше Бекки перешла на шёпот. Альбертина только оторопело кивала.