— И то верно, — отозвался наш хозяин. — Видно, к старости становлюсь сентиментальным болваном…
— Эй, мне, между прочим, уже двадцать исполнилось! — Мое искреннее возмущение позабавило собеседника.
Плюнув на свое желание разобраться в ситуации, я оттолкнула толстяка, не ожидавшего от жертвы подобной прыти, выхватила у него из-за пояса странный пистолет, оказавшийся легким, словно детская пластмассовая игрушка, и выскочила наружу, не дожидаясь подачи узкого трапа. Перекатилась по сухой ломкой траве и почти успела подняться, когда пришла боль… Огненными волнами распространяясь от виска с «универсальным переводчиком», она охватила все мое тело, скрутив в позу эмбриона. И тогда я закричала, срывая голос. Это было громко… и долго. Очень долго. Наверное, это длилось целую вечность.
— Ах, какая прелесть! — восторженно всплеснул руками толстячок, оказавшийся вартом Ваштелем. — Конечно, мы с удовольствием протестируем вашего ребенка…
Напротив меня, в крошечном помещении два на два метра, на полу, усыпанном пестрыми подушечками, сидела обнаженная белокурая девушка лет двадцати и рассматривала меня со спокойной, доброй улыбкой на миловидном лице. На плече клона вился знак создавшей ее лаборатории, напоминающий зеленый выпуклый бутон, заключенный в косой ромб.
Угадала, космонавт действительно ждал у откинутого трапа. Похоже, мысли у нас сходятся, как у всех гениев.