У меня, оказывается, есть сердце. В том смысле, что гоблина жаль. Я четко осознаю: Арбидо не хочет возвращаться в реал, но боится признаться в этом, даже самому себе. Что же с ним сделали? И неужели старик не понимает, — оставаясь тут, он рискует не меньше? Аватар сменить невозможно. Он ведь так и останется «ксеноморфом», а это чревато.
Даю импульс донной тяги, чувствую, как ломаются неисправные стыковочные приспособления; некоторые пилоны вырывает из обшивки станции вместе с ее фрагментами. Корабль поднимается с креном, вслед за нами тянется шлейф мелких обломков, но целостность корпуса не нарушена, щиты держат попадания, дробно продолжают работать зенитные установки верхней полусферы.
Датчики экипировки нервно пискнули. Взметнулись желтые столбики индикации, но огромное, сумеречное, пропитанное токсинами пространство ничуть не испугало Ингу, — привычно сфокусировав взгляд, девочка посмотрела вдаль и увидела очертания «Кондора». Машина совершила вынужденную посадку, — по древней палубе тянулась раскаленная полоса.
Вы вступили в прямой контакт с древними нейросетевыми модулями. Сделайте выбор. Дайте им доступ к своему расширителю сознания или навсегда заблокируйте артефакты.
Пара минут, и я уже плыву к шлюзу. Перегруз у меня — с места бы не сдвинулся, но гравитации-то, считай, и нет!
Амреш заметался. Боль привела его в ярость, носится внизу, попробуй, называется, прицелься! У меня же боезапас не резиновый, да и энергии импульсник жрет немало. Переключился на одиночные, стараюсь бить только наверняка.