— Сходи к ней, — тихо попросила Нессель, мягко тронув Курта за локоть. — Поговори. Скажи, что так никто не считает, успокой ее, нельзя оставлять мать в таком состоянии, это жестоко и несправедливо.
— Это была затея именно бамбергских еретиков, или за ними кто-то стоял?
— Да, — согласился Гайер, — однако убийство здесь заподозрить невозможно: он споткнулся, упал и утонул на глазах у множества свидетелей. У Господа Бога порой занятное чувство юмора… Канцлер был тем, кто прикрывал Юниуса от гнева ратманов, ведь он, в конце концов, поступил в обход закона; и, быть может, сам заключил какую-то сделку с теми наемниками… Это лишь мое предположение, — обмолвился хозяин крепости, спохватившись. — Доказательств у меня нет, простая логика. Пока канцлер был жив — Юниуса никто не трогал, а как только он погиб — завертелось дело с той лавкой, и…
— Да. В самом что ни на есть обыденном. Готтер придется остаться в доме одной — иначе она не сумеет сосредоточиться и вычленить из окружающего мира присутствие души умершего: будут «мешать души живых» (не спрашивай, понятия не имею, что это значит). И к тому же, он сам (или она, если запертой в нашем мире окажется все же дочка судьи) может не пожелать или не суметь отозваться в присутствии посторонних. А поскольку оставить Готтер без присмотра я не могу — стало быть, охранять придется дом целиком, все входы и выходы, держать под контролем каждое окошко и каждый угол. Один я этого сделать не смогу.
— Ты сказала, что «он живой». И что подле него ощущала себя, точно в присутствии святого. То, что ты увидела, связано с ним?