В пропахшем пылью воздухе едва-едва улавливался посторонний аромат — легкий дымок от тлеющей травы, довольно приятный и, кажется, на ясность мышления не воздействующий. Отлично. Можно вычеркнуть еще один пункт в списке «неудобства при работе по ведьмам»; всего пару раз довелось нарваться на этих детей природы, применяющих в своих ритуалах какие-то явно нездоровые вещества, однако этого хватило с лихвой…
— Это неправда, — вдруг сорвавшись с крика на шепот, возразил Ван Ален. — И ты это знаешь. Не смей вешать выверты собственного разума на меня, отца и людей, которые столько лет считали тебя другом. Это тебе больше ничего от жизни не стало нужно, кроме разбойничьего азарта. Никто другой в этом не виноват. Хватит. Я не один год верил в то, что твои несчастья — моя вина, вина обстоятельств, врагов, неправых друзей, кого угодно, кроме тебя; хватит. Больше ты этого финта не провернешь.
— Я тут скорее как Иона в ките, — покривился Курт и медленно, точно лечебный настой, отхлебнул пива из своей кружки. — Кругом мрак и какое-то дерьмо, и выход из него, похоже, возможен только через задницу. Но фон Киппенбергер был хорош, не спорю.
— Это что же, — недоверчиво произнес Вурцель, по-прежнему держась у двери, — это значит, что на него убийцу кто-то навел? Кто? И зачем?
Она сама не знала, почему это крикнула и как успела — принять решение и тут же пожалеть о нем, и снова в нем утвердиться, а потом сделать шаг, толчком отшвырнув оцепеневшего фельдхауптманна назад и встав между ним и бестией.