— На такую тушу потребуется тройная; а то и побольше, если помнить, что он не просто какой-то здоровяк, — негромко и ровно произнесла она, затянув мешочек, и отставила его в сторону. — Я посмотрю, что здесь есть еще, и подумаю, что можно сделать.
— Здесь довольно мрачновато, — словно извиняясь, неловко улыбнулся Ульмер, заметив выражение его лица. — Но к этому быстро привыкаешь. В этих стенах прочий мир не так довлеет над душой и разумом; здесь его порой и вовсе перестаешь замечать и помнить. Ничто не отвлекает и не смущает душу; разве не это главное в нашей службе?
— Нет, — слабо улыбнулась ведьма. — Не так. Просто… Получил от него какую-то часть силы. Силу, там, и боевую ярость, и… И вот валькирию еще. Поэтому я даже не могу сказать, что это мы с Альтой спасли вас. Может, так, а может, и нет. Да, мы удержали ее на какое-то время, но может быть и так, что ее просто отозвали, когда этот бог понял, что его служитель проиграл и не оправдал надежд. Забрал назад и силу, и деву. Проиграл — плохой воин. Он же бог воинов, да?
— Что… за… черт?! — хрипло выдавил Ван Ален.
— Смотри… — вдруг понизив голос, проронила ведьма, кивком головы указав вперед. — По-моему, что-то случилось.
— Хорошо, что отец Бенедикт не дожил до этого дня, да, Гессе? — с подчеркнутым сочувствием отозвался Ульмер. — Умер спокойно, так и не узнав, что и он может ошибаться, и его система, столь любовно выстроенная, может давать сбои, и в его детище легко может просочиться то, от чего, как ему казалось, оно ограждено накрепко… Не стану врать, что это далось мне легко. Десять лет одиночества, надежды на себя самого и больше ни на кого и ни на что… Вышла отличная закалка, впрочем. После этого годы службы были легкой прогулкой.