Собираться было недолго, вещичек оказалось совсем немного, обнищали. Семенов все время тихо подгонял, нервничал. Выкатились на пустой проселок, скорым шагом двинули по нему. Некоторое время только шаги и пыхтение были слышны. Потом дояр прислушался, повертел головой и решительно свернул с дороги в кусты. Леха ни черта не услышал, но спорить не стал.
– Это мы михом! Давно не ел? – спросил пышноусый.
– Паек? По объявлениям судя – тридцать оккупационных марок и харчи. А главное – грабить можно, потому как разрешается при обысках у коммунистов и бандитов изымать излишки, которые не заберет германское командование, – весьма спокойно пояснил врач.
– В моей богатой событиями интересной жизни, уважаемые сограждане, был такой эпизод, когда у меня в огороде была бузина, а в Киеве дядька. И подрабатывал мой дядя санитаром на карете психиатрической скорой помощи. Буйных транспортировали, привязывая к рукояткам жестких носилок – ну тех, которые помельче. Я имею в виду буйных. Для крупняка в машине лежали две слеги по два метра, отполированные от времени. Вставлялись через брючины, пояс, рукава – и пациент фиксировался мягкими вязками за запястья, пояс, голеностопы. Нормально довозили: без травм, потертостей, синяков. Я своими глазами видал. Так что и этого стоит так же, полагаю. Что скажете?
Леха ничего не возразил, вспомнив, что вообще-то насекомых в его время тоже за деликатес почитали. Всяких там кузнечиков, сверчков и тараканов. Ничем пиявки не хуже. И, к слову, сейчас он бы и кузнечиков, жаренных на масле, поел бы с удовольствием, негусто было с едой последнее время.
– Корова, овца лечил. Веретинар порошка давал. Дочка, жена лечил. Фершал порошка давал. Раненый – не лечил, – исчерпывающе доложил о своих успехах в медицине Жанаев.