Таш, задумчиво выдергивающий у деревянной лошадки волосяной хвост, во взрослый разговор не вмешивался.
Оказывается, не ярость самый сильный стимулятор, не гнев. А отчаяние. Отчаяние и безысходность.
Я закрыл глаза и задумался, не обращая внимания на топтавшегося по моей груди Тэ.
Той эре! Придушат же, как котенка! И то — исключительно по доброте душевной.
Мы катимся по земле. Конь мчится дальше… Все кончено.
Каким-то десятым чувством я понимал, что при этом диалоге мое присутствие более чем нежелательно… Но комната-то была моя! В общем, я старательно прикидывался предметом меблировки и в разговор не вмешивался.