В-четвертых, вводилась масса ограничений на продажу крепостных, да и квалифицировалось это теперь не продажей людей, а долговых обязательств. Все это довольно сильно било по «рынку рабов» в России, критически затрудняя применение крепостных и стимулируя их высвобождение.
– Я тоже так думаю, – кивнул Франц. – Но ты же не хочешь обнадежить нашего общего друга этими выводами?
– Что вы?! Как можно?! – почти искренне возмутился Франсуа.
– Что у нее с Петром был разговор, и он-де чуть ли не грубым манером ей ответил, ссылаясь на то, что с возрастом ума лишаться стала.
«Ладно. Будем стрелять от бедра», – подумал царь и внутренне усмехнулся, вспоминая буквально вылитый облик Архитектора из «Матрицы», который в глазах матери показался «благообразным старцем».
Москва ударно перестраивалась. Вдали виднелся монументальный массив будущего кафедрального собора России, который уже был завершен в целом и отделывался, возвышаясь маковкой купола на две сотни метров. Учитывая «рост» столицы в один-два этажа, этого мастодонта было видно практически отовсюду. А ведь это еще не установили крест, который планировал отвоевать еще три десятка метров. Огромный, колоссальный, невероятный – вот какие эпитеты посещали любого, кто видел этот собор. Особенно когда он входил на соборную площадь перед ним, уже укрытую аккуратными кирпичиками мрамора и стремительно обрастающую настоящим архитектурным ансамблем. Не говоря уже о том, что эта площадь была самой большой в Европе и мире. Полтора квадратных километра!