Софья успокаивала Любаву, гладила по голове, отирала пот, поддерживала при схватках — и хмурилась. В родах она разбиралась слабо, из опыта у нее был только роддом, в котором она рожала своего сына, но верная Лейла, глядя на царицу, качала головой.
— Утром человечка к сыну пошлю. А до того…
— Хорошо, царевна, что ты так думаешь, ибо от пустословия может быть тут беда великая. Сама ли ты додумалась — или надоумил кто?
— В гордыне своей возомнил я, многогрешный, что знаю все на свете. И господь наказал меня, как наказывают детей неразумных, а затем и вразумил, послав туда, где могу я принести пользу чадам его. Позволишь ли ты мне остаться и далее рядом с чадами, дабы мог я помочь им избежать моих ошибок и бесовских уловок?
— А я вот знаю. И ты убедишься, ежели поищешь немножко.
— Батюшка, раскол нашу землю надвое рвет. А ежели будет главный смутьян при царской школе…