Старые друзья, Аввакума, конечно, сразу не приняли. Лаялись по-всякому, предателем называли, а он только знай свое повторяет.
Софья не верила своему счастью. Хотя не верила — недолго.
Совсем маленькая, ярко брызгающая искорками в разные стороны, очень теплая и уютная, чем-то похожая на электрическую лампочку… Софья потянулась к ней.
Девочка вскочила и нервно заходила по комнате. Полы холодили пятки. Хорошо хоть она убрала из своей горницы служанок. Со слезами, со скандалом, но убрала. Теперь никто не сопел над ухом, никто не видел, что царевна ночью вместо сна отжимается, прыгает через скакалку или ходит по комнате, бормоча себе под нос странные заклинания «ёж твою медь», «расплетай», «песец» или что-то в этом духе.
Обещание Софья дала, но что делать с разочарованной девкой более чем сорока лет от роду, причем крупно разочарованной в жизни — пока не представляла. Особых талантов у тетки не было, замуж ее выдать тоже не светило — кому такое счастье нужно, да и сама она не пошла бы. Так что Анна обосновалась в Дьяково, где сидела в Софьиных покоях, плакала и жаловалась на судьбу. Одна надежда была у Софьи на протопопа Аввакума. Вот уж кто мозги любому промоет и на просушку выставит! Но время опять же, требуется.
И Григорий Иванович сдался. Одно дело — собачиться с казаками, другое — с царевичем. Тут и царь не заступится.