Но сзади никого не было… И вдруг до нее дошел смысл слов «Нам безмерно жаль…» И только тут она поняла, почему здесь носилки, телевидение и так тихо.
Было чудесно. Он все время говорил. Я даже не помню что, но это неважно.
– Все мои врачи и медсестры проведут эту операцию без гонорара. Кроме того, я связался с моим другом в Иммиграционном бюро в Вашингтоне и он пообещал, что девочка получит визу. Завтра начнем искать донора костного мозга. Базой данных доноров в Миннеаполисе – а только там, как вам известно, можно что-то отыскать – занимается один из моих бывших аспирантов. Я уже переслал ему полную характеристику тканевого антигена Ани. Донор станет нам известен в течение трех дней. – Он сделал паузу, а потом добавил: – Моя дочь восхищается вами. Вы даже не представляете, как я вам завидую.
– Да, знаю. Это я бронировал вам номер по звонку из Варшавы, – улыбаясь, ответил он на польском без малейшего акцента.
С тех пор тут почти ничего не изменилось, за исключением того, что Эвелин поправилась килограммов на пятнадцать.
«Придется приехать завтра, – подумала она, и ей вдруг стало грустно. – И по мне тоже затирают следы».