- А почему ты меня-то уговариваешь? Сам бы побежал, у тебя это хорошо получается, - я пожал плечами. Чтобы видеть макушку приближающегося существа уже приходилось задирать голову, а до него самого оставалось ещё около сотни саженей.
- Не надо, сынок, ты ещё очень слаб. Спи, ни о чём не волнуйся! Сейчас, только воды попей, - он приподнял мальчика за плечи, поднося к его губам сложенную лодочкой ладонь. Мальчик сделал несколько судорожных глотков и прикрыл глаза. Старый офицер бережно уложил его, накрыл одеялом, отечески погладил по голове. Потом точно так же тихо проверил состояние второго мальчика, вздохнул и двинулся обратно к столу. Я всё это время простоял за занавеской, в аршине от Лесислава, и пытался разобраться в своих эмоциях. С одной стороны, затопило огромное облегчение от того, что оба мальчика живы, но, с другой, нельзя было не отметить, что самочувствие их оставляет желать лучшего, и они совершенно не обязательно выживут. Неизвестно, что хуже для бывшего танкиста Вольдима - непримиримое известие о смерти ребёнка, или его медленное угасание в течение нескольких дней у отца на руках.
Я принял из его холодных рук стопку одежды и в зеркало отполированные сапоги. Развернул гимнастёрку и восхищённо присвистнул: мужик был излишне скромен. От новой мою когда-то потёртую и недавно основательно порванную гимнастёрку если и можно было отличить, то с трудом. Не иначе, домовые постарались!
- Это ты пропадал! А я за деревней наблюдал. Вот только с час назад понял, что ты опять объявился среди живых.
- Так они ещё с довоенных времён живут. Мужики как-то облаву устраивали, только всех всё одно извести не сумели. А ты, небось, вожака прищучил?
- Передавайте большое спасибо тем, кто это сделал! - искренне поблагодарил я. Лех расплылся в довольной улыбке и удалился за дверь.