Первой в помойное ведро отправилась обёртка от злосчастной конкурсной шоколадки, следом за ней — рассыпавшийся на глазах букетик сухих фиалок. Жаль, красивый был. Дальше пришла очередь записок. Я собралась их порвать и уже потом выбросить, чтоб не давать уборщицам нового повода для сплетен. Сложив все три, я в последний момент пригляделась и заметила одну странность: при всей похожести, это всё же были два разных почерка. Округлые, с завитушками буквы в последнем письме Дэлля отличались от более наклонных и чётких из первых двух записок. Но ведь они тоже были от него, по крайней мере, первая. 'Синтирелле, с благодарностью, Дэлль.' Сколько раз я перечитывала её и вздыхала, как какая‑нибудь мечтательная дурочка из любовных романов! Неужели её написал не он? Тогда кто? Какой‑нибудь секретарь по просьбе принца или короля, или… Нет, это было бы уж слишком. Но воображение уже услужливо нарисовало возможную картинку: как Светослав рассказывает сыну о моём поступке и просит осчастливить девушку каким‑нибудь знаком внимания. Дэллис знает, что никакой реальной опасности для него не было и потому отмахивается — вот ещё, проще денег дать. И тогда король, зная, что все девушки в большей или меньшей степени неравнодушны к принцу, сам пишет от его имени эту записку. Нет — нет, это совершенно невозможно! Да и потом — есть же ещё вторая, которую вместе с чудесной гортензией доставили после того скандала с эльвами. Как она меня тогда поддержала! Да, король тоже вполне мог узнать об этом, но…