Внутри было очень чисто. Маса снял грубые сапоги электрического сварщика, чтобы не пачкать пол и двигаться бесшумно. Пословица гласит: «Хорошая смерть ходит тихо».
Портье сказал, что стоянка таксомоторов, которую Эраст Петрович видел из фиакра, находится по другую сторону Рыночной площади, минутах в десяти пешего хода, поэтому извозчика брать не стали. Шли неторопливым шагом, под руку, как закадычные друзья. И налегке. Ранец с деньгами Фандорин отправил с нарочным в российское консульство, дежурному, приложив конверт с сопроводительной запиской. А то, не дай бог, австрийцы на границе устроят досмотр.
– Расскажите про зону «Юг». – Фандорин показал на нижнюю часть схемы. – Я вижу здесь три блока: большой посередине и два поменьше по краям.
Наполеон проворно отскочил назад, выхватил из кармана маленький «браунинг», но Эраст Петрович стоял спокойно – разглядывал наручники. Они были необычные. Вместо замка отверстие какой-то хитрой конфигурации. И ножные кандалы такие же.
Первое время он часто вспоминал ее. Потом реже. Потом почти перестал – еще и потому, что история, из-за которой они расстались, была очень уж тягостная, терзающая душу. Но иногда, пускай нечасто, всё же приходило в голову, что та женщина где-то живет и, может быть, тоже изредка о нем думает. Мысль эта почему-то была отрадна – особенно, если в ту минуту Фандорин ощущал на плечах чугунную тяжесть экзистенциального одиночества. Впрочем, только в такие моменты он, кажется, о монахине и вспоминал.