Нет, вру. Громадный ополченец Ваня сказал до училки. Он встал и негромким голосом скомандовал: "Нашему погибшему товарищу Кортесу троекратное "ура!" Ополченцы сидя ответили: "Ура! Ура! Ура!" Выпили, попрощались с матерью Кортеса и вдовой, которая полчаса назад ходила возле стола с ополченцами, всматривалась в их лица, искала знакомые и с нескрываемым удовольствием находила. Находила с радостью, словно любимый Серёжа рассеялся и сохранился в них. Она медленно шла за спинами ополченцев, с глазами, полными слёз, и, скользя рукой по плечам воинов, просила их выжить. Словно с их гибелью её Серёжа погибнет ещё раз. И погибнет столько раз, сколько погибнет ополченцев. Она любила боевых соратников мужа как часть её дорогого Серёжи. "Права", - сказал мне бесстрастный регистратор. "Образ Сергия воина будет жить столько, сколько будут жить те, кто воевал с ним. Кто видел его в бою. Кто лежал с ним в одних окопах. Кто прикрывал его огнём. Кому он спасал жизнь, и кто спасал жизнь ему". Она ходила, как сомнамбула, выбирала знакомые лица, и ополченцы смотрели на неё, не отрывая глаз, как загипнотизированные. Что они думали в эти минуты? Наверно, хотели, чтобы их мысли о погибшем, их горечь и сожаление о том, что всё так случилось, их воспоминания о Кортесе зажглись бы на большом экране и стали доступны всем. Лица их, как могли, отражали отношение к нему. Она ходила и жадно пила с их лиц, с их одетых в военную форму фигур уважение, любовь к её погибшему мужу, светлую память о нём. Им не надо слов. Они следующие в очереди. Этот? Или этот? Самый старый? Или самый молодой? Высокий или низкий? В голову, в сердце, в лицо? Они играют в рулетку со смертью. За чертой, которую все остальные мужчины не переступили. А многие никогда добровольно и не переступят. Это совсем другая порода мужчин. Это Воины и Герои. Их всегда мало.