– Ой! Меня так давно зовут Рикки Джентри, что я совсем забыла. Ты имеешь в виду мою настоящую фамилию? Хайнке, как у бабушки… и моего настоящего отца. Но меня никто так не зовет.
Но если мы встретимся, то как прикажете женщине сорока одного года, почти наверняка замужней, матери семейства, смотреть на меня? Превращение Беллы Даркин в развалину отрезвило меня. Теперь я понимал, что значат тридцать лет. Конечно, я не сомневался, что Рикки, даже взрослая, осталась средоточием обаяния и доброты… но вот помнит ли она меня? То есть, помнить-то, конечно, помнит, но, вернее всего, как некую обезличенную фигуру, как человека, которого она звала «Дядя Дэн», и у которого был очень славный кот.
Невозможно объяснить ребенку, что бывают случаи, когда нужно плюнуть на весь багаж. Дети бросятся в горящее здание – лишь бы спасти куклу или игрушечного слона.
– Шульц… Когда-то я и знал нескольких женщин с такой фамилией, но сейчас помню только одну – мою учительницу в начальной школе. Но она, по-моему, давно умерла.
Больше в тот вечер я из него ничего не выбил. Только через неделю он решился показать мне свою лабораторию.
Доктор Рамси хотел оставить Рикки в палате до завтра, но она не согласилась. Я подогнал джампер прямо к двери Санктуария, и мы понеслись в Браули. Бабушка Рикки умерла в 1980 году, других родственников у нее не было, но остались кое-какие вещи – в основном, книги. Я распорядился отправить их в «Аладдин» на имя Джона Саттона.