Он просунул голову в дверь с выбитым напрочь замком.
Заняться нечем, вокруг темнота. Сижу в прихожей пустой и тихой квартиры подальше от окон. Просто сижу. Наверное, впервые за довольно долгое время выдался момент подумать обо всём, что происходит. Но я не знаю, как и зачем. С одной стороны всё вроде бы совершенно ясно, с другой -- всё очень тяжело и запутанно. Мы ощущаем себя жалкими, ничего не стоящими, брошенными, застрявшими в страшной огненной трясине без надежды на помощь и поддержку. Может быть, по этому поводу даже не грех и всплакнуть. Но слёзы почему-то не идут на глаза. Нет, плакать не хочется, хочется свернуться в тугой клубок и залечь в самый тёмный угол, где тебя не достанет ни пуля, ни снаряд, ни холод, ни голод.
Зачастую утро в осаждённом Луганске начинается с воя и жалобного тявканья собак. Эта собачья какофония в глухой тишине замершего города действует удручающе.
Затем было удивительно сладко лежать, не чувствуя ни холода, ни времени, ощущая лишь ясную пустоту.
Пашка долго сбрызгивал накопившимся жухлую прошлогоднюю траву и почему-то никак не мог остановиться. То ли растрясло так, то ли чая перепил.
- ...пара "сушек", кружит... передают, колонна техники из-под Донецка... лупят, как в копеечку...