Сперва я подумал, что обознался. Но нет, у Твишелла было лицо не чета моему: четкое, самоуверенное, высокомерное и довольно красивое. Он чем-то напоминал Зевса. Я вспомнил, во что превратится это лицо и содрогнулся, вспомнив, как я обошелся со стариком. Я удивился – как я посмел.
Белла быстро взглянула на Майлза, приложила палец к губам и указала на кипу бумаг. Майлз присел и тоже начал их читать. Вскоре он догнал ее, и последнюю бумагу они читали вместе.
– Хорошо бы, – согласился я. – Но сейчас у меня его нет.
– Вы, наверное, не туда попали? – сказал он. – Здесь Санктуарий. И мы уже закрылись на ночь.
– Кстати, дорогая, – сказал я, – прошлой ночью я не смог его открыть. Ты что, изменила шифр?
Если хотите понравиться мамаше, говорите, что ее ребенок – чудо. Доктор Твишелл пригласил меня сесть и великодушно разрешил заказать для него выпивку. Его ахиллесовой пятой было тщеславие. Те четыре дня не пропали для меня даром: я собрал о нем кое-какие сведения, выяснил, какие газеты он выписывал, каких степеней и научных званий удостоен, какие книги написал. Одну из них я попытался прочесть, но увяз на девятой странице. Зато нахватался кое-каких словечек.