В первый день все, включая англичанина, отсыпались с дороги. Сантьяго поместили в шатер с пятью другими юношами примерно его возраста. Все они были местные и потому очень хотели разузнать, как живут в больших городах.
«Непонятно только, почему все, что я знаю, надо прошептать ему на ухо», — думал Алхимик. Вовсе не потому, что это тайны, ибо Бог щедро являет их всем своим чадам.
Овцы, однако, научили его кое-чему поважнее: тому, что есть на свете язык, понятный всем. И весь этот год, стараясь, чтобы торговля процветала, Сантьяго говорил на нем. Это был язык воодушевления, язык вещей, делаемых с любовью и охотой, во имя того, во что веришь или чего желаешь. Танжер перестал быть для него чужбиной, и юноша сознавал: весь мир может покориться ему, как покорился этот город.
— Почему они так замысловато пишут? — спросил он однажды вечером у англичанина, который явно досадовал на то, что лишился своих книг.
— Я женщина пустыни, — отвечала она, пряча лицо. — Но прежде всего я просто женщина.
В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его.