– Разумеется. Задержусь в городе на денек; довезу Марию до дому и, быть может, попытаюсь впарить ее родителям какую-нибудь историйку, дабы не слишком на нее крысились. Девчонке и без того досталось.
– О, Господи! – прорвался с вершины лестницы полный ужаса голос трактирщика, потонувший в оглушающем визге Марии Дишер.
– Думаю, если б в отдаленной деревеньке обнаружился вдруг некто, кто тридцать лет пролежал лежнем, но при том был бы подобен греческому атлету – им давно заинтересовались бы и наши, и не наши. Как тобой.
Волк повернул голову к Амалии, и та замерла на месте, смяв в сжавшихся кулаках полы платья и едва дыша сквозь поджатые губы; мгновение прошло в полной тишине – рык затих и прокатился снова, когда горящий взгляд сместился на других людей в комнате.
– …и уйдешь на кухню к жене, – докончил за него Ван Ален, сидящий на корточках перед раненым. – И этот тоже. Помощи от вас теперь никакой, так хотя бы не будете мешать. Нападет он в любом случае, и вполне возможно, что уже примеривается, как бы поудачнее вскочить в дверь; этот гад не чета своим подручным, он и сноровистей, и прытче. Посему – не тянем время; встали и пошли.
– В таком случае, ты напрасно беспокоишься: ничего нового не случится. Все то же.