Потап встал, подошел к стоявшему в углу шкапу и распахнул заскрипевшие дверцы. Достав папку с чертежами, он разложил их на столе.
Я махнул рукой и кивнул сыну, вытянувшемуся во фрунт вместе со всеми. А куда деваться, он — новоиспеченный сержант, а я — верховный главнокомандующий…
— Мирским же именем он — Юрий, Богданов сын, Отрепьев…
Я замер, не донеся ложку до рта, а затем опустил руку и впился в деда напряженным взглядом.
Циммерман хмыкнул. Ну да, доброй, старой… а сколько разговоров они вели тогда о том, что Рига-де ныне далеко уже не та добрая и старая, коей она была когда-то. Что Рига почти погибла. Что надобно непременно что-то делать, чтобы восстановить ее силу и богатство… А теперь те времена кажутся славными и благополучными. И уже не хочется ничего более того, если бы они вернулись…
Незачем детей в этот гадючник отправлять. Нет, при Машкином племяннике-то все еще будет более-менее, хотя начнется именно с него. Король-солнце заразит дворянство таким высокомерием по отношению к собственному народу и ощущением вседозволенности и нигилизма, что это ничем, кроме гильотин на Гревской площади, кончиться и не могло. А как иначе, если место веры, верности и любви занимают эстетизм, равнодушие и похоть? Я вон и в своем времени встречал людей… да нет, блин, не людей, людеобразных, которые заявляли во всеуслышание, что им кажется более привлекательной эстетика сатанизма. Мол, они на самом деле ни во что не верят, но вот эстетика — это да, это круто…