– Где, интересно, вы ходите? – капитан Марчук с облегчением закинул автомат за спину.
– «Политруки навыворот», наверное, не одобряются вышестоящим начальством. Не та формулировка, Павло Захарович.
Понятно, с трусами в шталаге напряженно было. Кальсоны еще можно выменять, но трусы… Француз кинул беглый взгляд на купающихся: вода даже в полдень студена, глубоко не вошли, бесстыже стояли по колено, головы себе золой терли. Тонька для заключенной выглядела ничего, – видать, не врала, что недавно в лагере, мослы из-под кожи еще не так выперли, хотя бледна, как покойница. Кащеченко, как все в шталаге, на воздухе вдоволь наработался – спина коричневая от загара. И ноги смуглые, если на ладонь от колена и пониже смотреть. Повыше бледный.
– …Я, пожалуй, сниму, – с трудом выговорил Женька, выпутываясь из немецкой парки.
– В центре поговорим, с чувством, с толком…
– Есть мнение, что комсомольский актив свои принципы скорректировал в духе времени и с богом великодушно замирился, – пробурчала Катрин. – Посиди-ка ты с яблоком, а я прогуляюсь…