Всё как-то быстро завертелось. Врач-майор быстро очухался, поковылял к клетке с удвоенной командой «Versuchen», что-то выгружали из «шлюз-вагона», а заключенным было приказано срочно пить кофе. Термос врач открыл, оттуда пахло горячим. Принимая кружку, Петро подумал, что ничем не рискует. Андре кивнул, чокнулись мятыми посудинами.
Наконец добрались да временного штаба, Женька сдал под замок вздорную подпольщицу и вздохнул с облегчением. Из госпиталя вернулся Попов, начальство вело допрос, переводил Спирин, помощь там пока не требовалась. Зато ожидался полноценный обед…
– Веди, гражданин архангел. Мне в вашей обители задерживаться вовсе не уперлось.
Болезнь свою Петро плохо помнил: жар пришел с бредом ярким, но те цвета из памяти норовили ускользнуть, хотя и помнилось что-то чудесное, вовсе не пугающее. Не боялся Грабчак умереть: шинель вшивая, пол цементный-ледяной, тела, рядом лежащие, – то горячие, то холодные, – всё отступило. Сказочное виделось и за собой звало. Кто-то больного поил, кто-то холодные тела убирал, новых тифозных в подвал затаскивал. Жизнь копошилась, а Петро ее отталкивал, прочь гнал.
Через ворота Цитадели прошло двести восемьдесят тысяч человек. Сто сорок тысяч человек здесь погибло. Цифры приблизительные – точных данных не знает никто, даже педантичные основатели шталага. Женька успел глянуть документы – но все равно трудно осознать…
Петро упражнения делал с трудом, били палкой, но что уж там, не держали человека ноги, сами в палки превратившиеся. На работах в городе мог бы подкормиться, да не брали доходяг на рабочие команды.