Лицо Грабчак успел прикрыть, железка лоб рассекла. Знакомая железка – сам клещами выгибал. Просили скребок для нужного дела сделать. Сделал, без лишних вопросов. На скребке, конечно, не написано, кто да как его гнул. Видать, сдал кто-то из землекопов.
– Бумагу, бумагу какую дайте, – дядьку Потап суетливо помогал укладывать ноги умирающего.
– Вдома сиди, война тут, – посоветовал раздосадованный многочисленными дворовыми сюрпризами капитан.
Непонятно, как люди в парке и отеле не чувствуют. Смерть и ожидание смерти. Булыжные души? Или просто не знают и знать не хотят? Но ведь это в воздухе. Нет, не висит, не душит, но тени здесь всегда искажены. И замечаешь краем глаза, как движется рядом еще кто-то. Давняя тень, оставшаяся здесь навсегда. Бывают такие места, не всегда даже музейные и широко известные. Хотя, конечно, и живые люди, что приходят вспомнить и поклониться, часть своей тени оставляют. Женьке как-то рассказывали о мысе Херсонес…
– Сутки туда, сутки обратно, – хорунжий заныл от отчаяния. – Успей, Микола, Христом богом прошу. Пусть фельдшера пришлют. Обезболивающее я подобрал, но шприца нет…
Анджей говорил захлебываясь и размахивая руками: «podziemny przebieg» «oni kopali, kopali…»