– Фух, вот он – дом. Пойду, кофе сварю, – пообещала довольная невеста.
– Вы, товарищ старшина, немножко не объективны, – мягко намекнула Катрин. – Руки у меня нормальные, продукты не роняю, ножи тоже. Если ваша фронда к чему иному относится, так товарищ полковник в прошлом человек искусства, глубоко интеллигентный, знаток театра и прочих изящных искусств. Можете его после войны за лацканы взять, тряхнуть и спросить: что ж ты, гадина трусливая, ручки бабам чмокал и в Москве отсиживался, когда мы в атаку ходили? Или он тоже автомат порой брал, не брезговал? Ну, когда было нужно?
Женька успел наметить пути отступления и вставить в «токарев» свежий магазин. На улице продолжали вполне солидно воевать, внезапно глухо ухнуло 7,5-сантиметровое орудие «пантеры», земля вздрогнула, бочка плеснула на товарища переводчика теплой водицей. Женька потер ладонью шиворот – пальцы на левой руке по-прежнему болели, да еще и вроде бы порядком отекли…
– Наслышаны, наслышаны, – пробормотал Коваленко, рассеянно глядя сквозь фигуры в рубахах-вышиванках и немецких штанах-флеках.
У кабинета граждане монахи пытались дорогу заступить, но гостья не в том настроении пребывала. Оставив за спиной охающих святых отцов, Катрин вошла и прикрыла тяжелую дверь. Ага, он, Шептицкий. На фото выглядел пободрее. Ну, оно и понятно – болеет.
«Дягтерев-танковый» и МГ открыли огонь одновременно. Если бы «шесть-четыре» удирал как положено, мордой вперед, разведчиков мгновенно бы сдуло свинцовой струей. Но водитель уводил крошечную бронемашину задним ходом: висел за кормой, цепляясь за запаску, капитан, провалившийся в узость башенки вниз головой Вася, поджимал ноги, колотила по броне дробь бесконечной пулеметной очереди. Матерясь, строчил в ответ наш пулеметчик, на каску переводчика Землякова отскакивали гильзы, а перед глазами Женьки почему-то оказался аккумулятор – подпрыгивал на стенке в довольно несолидном креплении…