– Поднажми! – Марчук склонился к спинке кресла водителя.
В небе повисла вторая ракета – светло, как днем, но бежать вдоль склона все равно трудно – бурьян цепляется почти как Stolperdrahtsperre. Пулемет умолк – диск меняет… Осмелевший Визе вскочил, метнулся к кустам.
…Блок крошечный, отдельный, сразу за стеной лазарета. Не выпускали, только в лабораторию водили. Гад-доктор анализами изводил. Крови в венах Грабчака почти и не осталось, кашель чуть отступил, кровью уже не каждый раз харкалось. У остальных было похуже. В начале апреля Социал умер, Андре с Алжиром держались, но совсем плохи были.
– Под одеяло лезь, там оденешься, – подсказал Петро девицам, что в их угол втиснулись.
…Камень пролетел мимо плеча Сарки, разбрызгал озерную воду. Девка обернулась, вскидывая револьвер, – Анька-камнеметательница, ойкнув, присела за реденькую защиту кустов. Щас застрелят дурочку. Петро, забыв о лопате, кинулся вперед. Понимал, что не успеет – фашистская иудейка повернулась навстречу, хладнокровно вытянула руку – ствол уже без ватника целился прямо в грудь. Щелчок курка… осечка. Ага, не вышло…
– Приземленные вы люди, – грустно объявил Земляков. – «Носки-носки» – банально. Мы с Ирой решили в Крым съездить, если отпуск дадут. Встанем на Фиоленте, и я всему миру громко объявлю: Ириша, я твой навеки!