– Да, пошустрей бы, а то у нас там двое бойцов с подследственными. Наверное, уже беспокоятся, – я им реактивной ласточкой вернуться обещала, – Катерина, морщась, отцепляла от камуфляжных шаровар диванную пружину.
Женька объяснил, что по массе и иным физическим свойствам штык вполне допускается к перемещению. Пользоваться клинком вряд ли придется, но как сувенир проскочит…
Вновь попадали на пол, усыпанный немецкими бумажками, сержант-радист, видимо, в бою еще не бывший, зазевался – водитель его за шаровары дернул. Но вражеский пулемет не ответил – наверное, напугали.
– То давно было, – возражал упрямый Петро. – Сейчас у нас пушки передовые…
Девка тупо всхлипывала. Следователь и сам был из кацапов, потому вворачиваемые им украинские словечки звучали смешно и неубедительно. «Домирковуволася» – вот чудик гнилозубый. А еще из интеллигенции.
Микола кивал – шлем вновь сползал на нос. Грабчак подтягивал подбородочный ремень – пальцы тряслись. Какое там «проломимся», всех положат. Будь тот день проклят, когда «добровольцем» зачислился. Застрелят Советы на месте, как настоящего «эсэсса». Даже руки поднимать нет смысла. Господи, ну чем Грабчак виноват?! Ну почему «эсэсовец»? Это ж не специально…