…Румынка плакала у тела землячки, остальные топтались среди кустов. Андре на миг присел, глянул в лицо покойницы – непонятно, с чего умерла. Просто жить, наверное, надоело.
Пехота Советов, в выгоревших гимнастерках и драных телогрейках, немногочисленная, но сплошь с автоматами, уже уцепилась за развалины крайних хат. Устанавливали пулемет, перебежками кидались через огороды. Горели хаты, дым прибивало к земле. От центра села и от кладбища в этот дым строчили галицийские пулеметы – старались москалей к земле прижать. В ответ издали, размеренно, как часы, бил русский танк или самоходка – прикрывал подход своих подкреплений. Через поле растерзанного низкорослого соняшника спешил взвод Советов…
– Это с Попутным, что ли? – разозлился Коваленко. – Ты с кем работаешь? С ним или с нами?
– Нос щас спечется, – заверил Торчок. – Отож все целы?
…На хлопце красовался короткий черный милицейский бронежилет, но от ударов в пах та защита отнюдь не спасала. Глубоко вошли сантиметры немецкой стали…
Ад отделяла щелястая дверь мастерской. Допросная рядом: крики предсмертные, мат с хохотом, удары. Якуш допросы лично проводил: все выискивал затаившихся командиров и евреев, штаны с пленных спускал, петлицы ощупывал – подозрительных каждый день вели. Кровать там специальная стояла: через железную спинку человека перегнут, руки-ноги свяжут и палкой по спине. Не ври, что армянин, жидовская морда, тебя тут насквозь видят…