Женька поморщился. В общем-то, конечно. Сначала бандеровцев потрепали у временного штаба Спецотряда, и вектор дал поправку. Вчера немцы проявили незапланированную активность у Кульпарковской, получили по бронированной харе, и всё опять скорректировалось. В смысле, не всё, конечно, но на тактическом, районно-квартальном уровне…
Москва зажигала огни теплой летней ночи, за спиной осталось желто-сиреневое сияние Старо-Андреевского моста, оперативная машина, тактично взблескивая мигалкой, свернула к Фрунзенской. Задерживаться и задумываться не будем, в опергруппе ждут…
– …panzer! – кричал немец, указывая в сторону русских позиций. Оберштурмфюрер-поручник огрызался – показывая на телефониста, возящегося с аппаратом – связи с артиллерией не было, а рацию разбило в начале боя. Немец закричал на телефониста – потом командиры вновь принялись смотреть в бинокли на опушку далекой рощи. Микола, наконец, разглядел танки – приземистые, почти не различимые на фоне зелени. Временами там блекло сверкало – русские танки поддерживали атаку пехоты огнем с места…
Женька поерзал в непривычном бронежилете – жить можно, но движения стесняет. Впрочем, бегать не придется, а защита от случайного осколка и пули вполне приличная.
…Кажется, выпущенная из рук винтовка еще не упала на пол, а Мезина с подхваченным пистолетом нырнула в дверь – очень низко, почти на четвереньках…
– Идут! Идут! – как оглашенный орал второй номер, дергая из коробки хвост ленты. Подхорунжий, приподнявшись, смотрел в бинокль, у Миколы выглядывать из-за бруствера не имелось никакого желания – посвистывало густо. Подхорунжий толкнул ногой – по траншее вперед!