— Мародерствуем потихоньку? — поддел я его.
— Да, да, — перебил его я, — чтобы изрубить его помельче. Не нужно было тем придуркам нападать на санитарную машину, да еще выкладывать видео в сеть. Насколько я помню, двое из той группы еще живы. Но их усиленно ловят… А касательно нас, полковник, мы валим только то количество, которое необходимо нам для выполнения задачи и для собственной безопасности. Куда нам этого америкоса девать было? С собой таскать? И в качестве заключения нашего диспута: вы же историк, вы должны знать — на войне нет правды.
— Через десять дней будет в строю. Я его на попечение двум медсестричкам оставил… Там такие «кошечки» — мертвого поднимут! Кстати, ты не знаешь, чего морпехи с танкистами не поделили?
— Сидел молча и делал вид, что слушает. Петрович, — Пивень забавно потер нос, — его бы в лазарет. Судя по походке, Чен ему ноги отбил, к нехорошей маме. И все мысли курсанта — о болящих ногах и, судя по глазам, как бы Чену голову оторвать. Мы ему обезболивающего дали из своих запасов, но скоро оно закончит действие.
У других картина была аналогичной. Такие же тени. Именно такие же, а не те же. Так же мелькали от дерева к дереву параллельным курсом. Я посмотрел на левый фланг — сигналов от парней не было. Мистика. Тут на нас вышел наш арьергард.
Микола был очень добродушным (а по пьяни это свойство увеличивалось многократно), поэтому на первый раз он им это простил. И на второй, и на третий… и на седьмой. После седьмого его добродушие неожиданно кончилось, и он начал их бить. Не драться, а именно — бить. Потому что человек, ростом два метра десять сантиметров, имеющий чуть меньший размах в плечах, весящий сто тридцать килограммов, завязывающий гвоздь «сотку» пальцами в узел и на боевые выходящий с крупнокалиберным пулеметом, может только бить.