— Благодарю, — выдохнула я и вознамерилась подняться.
По аудитории пронёсся слаженный, исполненный вселенской тоски стон.
— Щит хорош. Но я такой применить не могла.
Кирстен напоминал восставшее из могилы умертвие. Кожа бледная, глаза в обрамлении синяков, щетина… ну, недельная, не меньше. Рубашка расстёгнута до середины груди, измята… Ни тени, ни грамма того сдержанного лоска, коим всегда отличался мой сообщник.
Потянулась и, не ощутив ничего, кроме вполне терпимой боли и толики дурноты, кивнула.
Именно в этот миг я поняла: всё, шутки кончились, фурии не отступятся. Ни за что.