Он проклинал себя, выкликая бессмысленные слова, рычал и плевался, поносил своего отца и мать, породивших на свет глупца.
— Вылезай! Партия отменяется. Прибыла гостья.
У Степы оборвалось сердце, он пошатнулся.
— Довольно, Афраний. Этот вопрос ясен. Перейдем к погребению.
— Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? — спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.
— Ну, жив, жив, — неохотно отозвался Азазелло.