— Да, — сказал мастер, и голос его показался Иванушке незнакомым и глухим, — я уже больше не буду писать о нем. Я буду занят другим.
Лестница опустела. Из осторожности подождали еще немного. Но из камина более никто не выходил.
— Пари держу, что не было, — ответил тот, ставя примус на стол рядом с книгой и вытирая пот рукою на закопченном лбу.
Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках пергамента он разобрал слова: «…большего порока… трусость».
— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.
— Ты видел, что он в подштанниках? — холодно спрашивал пират.