— Если мы сообщаем о нем нашему человеку в Нью-Йорке, то что? — Я старался в меру сил сохранять спокойствие. — Допустим, нам поверят. Тогда его отзовут, но он никуда не вернется — сорвется сразу, и хуже всего придется опять нам с тобой. Либо сразу нам не поверят, и начнется проверка, которую он, может быть, заметит, а может быть, и нет.
Конечно, мы не собирались хоть каким-то образом развивать фирму Джоша — ее уже было бы пора бросить, но рынок вносил свои коррективы: акции дорожали! Несмотря на то что общий объем производства виски уменьшился чуть ли не в полтора раза, несмотря на не самые радужные отчеты, инвесторы покупали бумаги «Винокурен». Теперь уже запущенная нами система тянула нас дальше.
— Дальше тебе любой даун из спецшколы продолжит. Это все ты к чему мне рассказал? И что за второй путь к увеличению капитализации?
— Потому что тот, чья память в моей голове, живет в декабре две тысячи двенадцатого. И знает о том, что будет дальше — чуть больше Наташки Гусевой. Странно только, что о самом себе я ничего сказать не могу даже и до декабря двенадцатого. Как-то зыбко все. Наверное, потому, что теперь я каждую минуту принимаю решения, которые меняют мое будущее?
— Запомни — провинция Балх, Мазари-Шариф.
Я даже обрадовался, что скоро со всеми этими полетами будет покончено и появится хоть какое-то постоянство. Жить в чужих домах, постоянно кушать приготовленную неизвестными руками еду — то еще удовольствие. За свои двадцать лет мне не часто приходилось уезжать из дома, и, хотя в мечтах мне хотелось побывать всюду, реальные путешествия заставляли меня немного нервничать. Мне было неуютно спать в незнакомых местах. Чувство временности и собственной чужеродности в таких местах вызывали тоску. А может быть, это и была начинавшаяся ностальгия?