По телевизору все так же надрывался безымянный американский «документалист», выполняющий политический заказ, а может быть, искренне считающий, что именно такую правду о той войне желает слышать рядовой американец.
В сентябре рухнул рынок японских облигаций — доходность по бумагам достигла шести процентов. Спекуляции не контролировал никто — ни Банк Японии, ни игроки на рынке — весной цены взлетели, доходность упала, а к осени ситуация развернулась в другую сторону и японские облигации перестали быть надежными — при существующей доходности в шесть процентов они никому не были нужны. И деньги переметнулись на фондовую площадку в Токио, несколько задрав и без того высокие курсы акций.
— Поехали, заодно узнаем, чем дышит советская журналистика!
— Не знаю. Наверное. У моей войны другие цели.
— Мы к вам трое суток добирались! — продолжал негодовать мой друг. — А вы: «проверка, кураторы»! Вы понимаете, что вы теперь единственная наша надежда? Если мы с вами не найдем общий язык, всей стране будет плохо! Вы это понимаете?
И я задумался о том, что не важно, что имеют в виду составители правил, важно, как эти условия донесены до общественности.