На Новый год неожиданно по телевизору выступил Горбачев — он пожелал американскому народу мира и успехов. Вроде бы как и Рейган выступил по телевидению в СССР вместо традиционного главы государства. А в конце января взорвался «Челленджер» — было очень жалко улыбчивую американскую учительницу, выигравшую бешеный конкурс среди своих коллег на полет, собиравшаяся вести урок с орбиты и вот так — в огненной вспышке горючего ушедшую из жизни. Был объявлен национальный траур.
В следующие его приезды, случившиеся после 10 июля, никаких проверок уже не устраивалось; видимо, Павлов окончательно мне поверил. Что вскоре и подтвердил, явившись сам в самом конце июля.
Еще два часа я слонялся по коридорам «России», выпрашивая у добрых теток на постах аспирин и аскорбинку, потом собрался, сдал ключ и отправился в город — «посмотреть московский ГУМ».
Утром я проснулся оттого, что Захар толкал меня в бок. Хотел громко возмутиться, но он зажал мне рот рукой и, сделав страшное лицо, показал глазами за прутья перил на соседний балкон — на тот самый, куда вчера мне так хотелось плюнуть.
И прогноз Батта не замедлил сбыться — в Союзе грянула антиалкогольная кампания.