Поэтому сейчас, прочтя бумагу, возражать не стал (от чего трибунал облегченно просветлел лицами), а приказал строить батальон. Где и доложил братве, что произошло, чего хочет добиться военная оппозиция и как ее победа, может сказаться лично на недолгой жизни каждого. При этом, что-то сильно завелся и во время речи, вновь (как и тогда на озере) почувствовал в темечке какую-то непонятную вибрацию. От чего изменился тон и слова стали падать особенно весомо. Причем настолько, что из строя начали раздаваться массовые выкрики, с призывом к немедленному линчеванию москвичей.
— Вот только не считай меня за трепача, но я против расстрела пленных. Да — они предатели России. И как ты говоришь — «небратья». В бою бы, недрогнувшей рукой всех положил. А сейчас… вот, с души воротит. Тем более, что офицеров, которые к Деникину идут, мы отпустили. Как-то несправедливо выходит. Мне бы просто времени побольше, я бы и этих «самостийных» распропагандировал.
— Чего? Ты это серьезно? Что значить — не пустить противника в Крым? Как ты себе вообще это представляешь?
— Их что — из цельного куска золота вытачивали?
Ну а сейчас, после радости встречи и быстрых вопросов — «Ну что там? Ну как все прошло?» нам подали заводных лошадей, верховые буденновцы рванули обеспечивать дозор, а мы, экономной рысью, покатили на соединение со своими.