— Отец служил преподавателем в том же училище. Умер от апоплексического удара еще в тринадцатом… А я ведь и не особо хотел быть военным. А уже после выпуска, даже в авиацию перевестись думал. Но рапорт не одобрили…
— Ничуть. Просто ситуация с сентября семнадцатого, меняется с каждым днем и радикально настроенных кровожадных персонажей во власти, становится все меньше и меньше. Вот комиссар не даст соврать.
— Не, паря! Хучь ты память и потерял, да суть не спрячешь! Истинно говорю — с казаков ты! Наш! Это ж надо додуматься, в такой обстановке еще и дуван дуванить!
— Ты прав. С Голомахой говорить надо обязательно. И прямо сейчас. А то еще щелкнет клювом и упустит вражину. И из больницы ее сегодня же надо в камеру перевести. Иначе она отсюда свалит этой же ночью. Даже, невзирая на покалеченную руку. Уж больно хитра змеюка.
— Интересно, кто это сделал? Германцы или наши?
Именно поэтому в Таганрог выдвинулся экипаж БП, отделение охраны, броневик и я с комиссаром на мотоцикле, возглавляющие все это шествие. По прибытии, доложился командующему. Матюшин, рассчитывая, что мы просто вернемся, никак не думал, что даже при возвращении можно столько наворотить. Особенно его впечатлил даже не сбитый аэроплан и не уничтожение вражеских кавалеристов, а то что мы усилили и вооружили верных людей в Володаеве.