— Ты что — забыл? Самолет был вчера. А так как прыгать на такую высоту я не умею пришлось его приземлять.
— Геннадий Аристархович, наш человек. Я его еще в тринадцатом нашел. Тогда же он и в партию вступил. Грамотный, волевой, преданный — и видно сообразив, что находится не на заседании партайгеноссе, проталкивая нужную кандидатуру, закруглился — В общем, еще раз скажу — наш человек. Без закидонов.
— Уж больно на пиздец похоже… А что это вообще такое?
— Гексоген… что-то слышал. Точно! Помню мне знакомый провизор говорил, что из него лекарство какое-то делать хотели. Но потом отказались…
— И что вы на станции делали? До штаба дивизии отсюда далеко…
Народ хоть и сильно устал после долгого перехода, но все были несколько на взводе увидев, что немцы делали с их товарищами. Поэтому, при свете тех же керосиновых ламп комиссар провел митинг. В этот раз, даже я его поддержал в призывах не щадить врага. И от себя добавил сведения, полученные от летунов. В смысле о том, что нас в плен брать не будут. Порадовало, что бойцы на это отреагировали лишь мрачной решимостью. Ну а я, от себя, приказал освободившимся к этому времени медикам, задокументировать немецкое «обхождение» с пленными. Значит, они нас к бандитам причислили? Хорошо, а мы покажем какие фрицы гуманисты. Жаль, что фотоаппарата нет — в наших газетах статьи со снимками смотрелись бы нагляднее.