Лавируя между набиравшим силы потоком единения с природой, я дошел до Арбатской площади, привычно поглядел на отражения в витрине, нырнул в проходной двор, но прошел его не насквозь, а через неприметную дверку оказался в соседнем дворе, вернулся на улицу, зашел в книжный магазин, огляделся и, наконец, зашел в меблированные комнаты «Елабуга».
Но как бы не ворочал я в голове булыжники этих мыслей, мерный стук колес на стыках и покачивание вагона в конце концов меня убаюкали, и я заснул.
— Твой? — строго спросил тот, указывая на Митяя.
— Оружие это так, на сладкое. Можно организовать школы за границами, можно создать политический Красный Крест, можно наводнить Россию печатной техникой, можно столько, что дух захватывает.
— Да вот, у Михаила Дмитриевича очередная гениальная идея, — поддел меня Шухов. Пришлось снова пускаться в объяснения, на которые подтянулись еще несколько сотрудников. Бари протянул руку, взял мои наброски и начал их внимательно разглядывать, а потом пустил по рукам.
— Очевидно, да. Но не менее очевидно, что в настоящее время, когда все наши жизненные соки должны уходить на газету, так сказать, на питание нашего имеющего родиться младенца, мы не можем браться за кормление чужих детей.