— И немало людей удовлетворяются только первыми уровнями и не занимаются ни познанием, ни самореализацией. Как вы думаете, выйдут ли из таких борцы за дело рабочего класса?
Так прозвали дом в небывалых десять этажей, идею которого я нагло стырил у «тучереза» Нирнзее, но вот как раз тут полной ясности не было.
И хрип этот странным образом успокоил меня. От удивительного понимания, что я буквально держу историю за шкирку, я чуть не рассмеялся, и встряхнув Ленина еще раз, поставил его обратно на тропу.
— Да, все по американски, даже фекалии идут в дело! — сказал своему соседу один из слушавших. Митька не знал, что такое «фекалии», но догадался, что это, наверное, навоз.
Швейцар новопостроенного доходного дома направил меня в бельэтаж, куда я поднялся по роскошной мраморной лестнице, застеленной ковровой дорожкой. Рядом с солидной дубовой дверью имелся механический звонок — барашек с табличкой «Прошу повернуть», что я немедленно и сделал. Открыла мне горничная, которой я сообщил о цели визита, отдал пальто и шляпу и даже успел достать из внутреннего кармана визитную карточку для доклада хозяевам, как открылась одна из четырех дверей в прихожую и встречать меня вышла совсем молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати.
Такой резкий поворот в разговоре меня ошеломил и я, кивнув в подтверждение, некоторое время молча смотрел на Зубатова, который снизошел до объяснений.