— Дорогой Жан, у сестры проблемы с мужем, поэтому ее надо хорошо подстричь, аккуратно причесать, сделать небольшой макияж. Ничего вычурного и сложного, в оперу мы сегодня точно не пойдем.
— В пределах трех-четырех месяцев. Сперва морская фаза, потом сухопутная, потом оккупация. Ну а позже можно ожидать очередной революции в Колумбии с установлением проамериканского режима или, того проще, провозглашения независимости Панамы от Колумбии — мелкое государство будет нуждаться в защите, и тут добрый дядя Сэм, исключительно из-за приверженности идеалам свободы и демократии, поможет маленьким, а взамен попросит какую-нибудь мелочь, вроде бессрочного пользования зоной будущего канала.
— Тогда вот, — артельщик сунул ему в руку лист бумаги.
И волновался я в этот момент только о том, чтобы лишние глаза конверт не видели, а не о моральности поступка, по мне, чем меньше жертв — тем моральнее.
— А у вас, Михаил Дмитриевич, явные актерские задатки есть! — сквозь общий смех выдал Станиславский.
Библиотечный четверг бурлил в ожидании «шоу экстрасенсов», сиречь моего выступления. Все вроде было по-прежнему, те же участники, те же инженерные и студенческие тужурки, те же платья девиц и дам и даже лимонад тот же самый, только я себя на этом бенефисе чувствовал не очень уютно, слишком уж восторженными глазами следила за мной Наташа. Белевский-старший опоздал, вернее, задержался на полчаса, за которые мы успели обсудить последние рассказы Максима Горького, включая незабвенную «Песню о соколе». Я лишь поддакивал и как оказалось это было правильной стратегией — ни «Буревестника», ни пьес, ни романов, которые я помнил значительно лучше рассказов, великий пролетарский писатель еще не создал.