Деев постоял минуту, другую – винтовка продолжала маячить на вышке, но больше в гостей не целилась – и опустился на рельсы. Сидеть на холодной стали было неуютно, но он велел и Бугу присесть: пусть охрана видит, что визитеры чувствуют себя вольготно и не робеют.
Две фамилии – заведующей казанским эвакоприемником Шапиро и заведующей самаркандским детским домом Давыдовой – отсылают к одному и тому же реальному человеку – Асе Давыдовне Калининой, в девичестве Шапиро. Она была активным борцом с детской беспризорностью и голодом; во время голода 1920–1923-го открывала в Чувашии социальные столовые и эвакуировала 5744 голодающих ребенка в Москву, за что ее называли “матерью чувашских детей”.
Добыча у них с Мемелей была знатная – две охапки сушеной черемши, еле дотащили до состава. Дикий чеснок пах так остро, что у обоих слезы проступили, пока несли.
Белая обвела взглядом комнату. Серые бревна сруба, проложенные паклей. Мебель нестроганого дерева. Мелкие окна, обметанные инеем так сильно, что едва пропускают свет. В углу – светлая громадина печи. А с печи смотрят на Белую несколько пар глаз – смотрят равнодушно и безотрывно, не мигая.
Жесть – скользкая от сырости и холодная; но Дееву гулять по верхам не привыкать. Он пробрался ближе к центру вагона и сел, прислонившись к трубе отопления.